Явление памятника Солженицыну посреди Москвы – это ведь не высадка десанта, моральная почва готовилась долго. Да и кто нёс-то в 1994-м прототип памятника на руках буквально с Ярославского вокзала – «обустраивать Россию»?.. Надо учитывать опьянение пусть и незначительной, но голосистой части масс – антисоветскими, антикоммунистическими идеями опьянение, анестезию. А оно ведь было, и остаётся. Очень нужная как сопровождение реформ анестезия. Да, отрезвление приходит и к интеллигенции, но в силу глубокого её родства с правящим классом «в первом поколении», признавать не просто ошибки, а ложь моральных авторитетов девяностых – она не спешит. Возможно, потому что чтит своих «святых» и тиражирует своё к ним отношение при наличии государственных и городских бюджетов на это. Антисоветская интеллигенция окружает себя уже следующим поколением либералов – неолибералами, технократами, теми самыми мальчиками в галстучках, миллионерами вроде 35-летнего Владимира Назарова, которые разрабатывают и внедряют успешно пенсионную реформу, например.
Без нашего пролетарского наступления, она, либерально-антисоветская интеллигенция, отступать точно не будет. С чего бы? Да и что мы ей предложим взамен – что встроим в её вполне завершённую картину ХХ века? Сейчас у неё – всё логично. Был тоталитаризм, ГУЛАГ, уравниловка, притеснение Личности – и вот после мук и трудов писателей-подвижников вроде Солженицына или Гранина пришёл, наконец, тот строй, который отменил кровавую диктатуру пролетариата, дал Личности свободу, и наиболее одарённые и трудолюбивые личности стали олигархами, меценатами и т.д. Вот картина мира, в которой в иконостасе рядом с Солженицыным ещё немало «мучеников» вроде троцкиста Шаламова или эмигранта Довлатова. Литература до сих пор на их стороне, хотя не признавать соцреализма и его классиков либералы уже и не в силах. Но они хмыкают – мол, давно это у вас было, у товарищеф, ваши фадеевы да горькие, а вот за нами – и настоящее и будущее, у нас и Улицкая, и Быков, и ещё чёрт знает кто «открывает глаза»… Кто из новых реалистов всерьёз потеснил либеральный иконостас? Прилепин? Так не его ли «Обитель» сами же либералы и наградили «Большой книгой» — потому что тема ГУЛАГа и кровавых кирзачей чекистских раскрыта верно? Да и где он теперь, ваш правдоискатель – как не в «Обители народного фронта» (ОНФ)?.. Солженицын вот отказывался от ельцинских наград, а вяло критиковавший его Прилепин – сам пошёл в ОНФ и во МХАТ. Эта «ваша карта» точно убита.
Нет, это всё не авторитетно против таких глыб, как Солженицын – воздвигнутых, конечно же, многими руками, потому и своротить её теперь одним-другим суждением нелегко. Тут требуется подготовка длительная, культурная, умная.
Хватая самую последнюю книгу Даниила Гранина с собой как «стременную» — покидая редакцию «Литературной России», я дал себе слово, что рецензию на неё напишу. Ведь его «Иду на грозу» читал с интересом, кое-где, правда, спотыкаясь – но энергия соцреализма (которому он тогда не был чужд) и романтизм научных исканий, увлекали… Да, конъюнктурка ощущалась и в его скороспелой антипатии к сталинским высоткам (после ХХ съезда писался роман), и в прочих поверхностных суждениях-осуждениях «культа», но самого действия, клокочущей жизни советского научного микроколлектива эти мелочи не затмевали…
Так вот, прихватив тонкую книжицу «Она и всё остальное» — я был настроен на лучшее. Уж кому, как не лирическим и умудрённым старичкам писать про любовь?.. Вон же какой шедевр под занавес выдал Маркес – «Вспоминая моих грустных шлюх», — где показательно прошёлся по кромке между любовью и нелюбовью, и разродился своевременными, ни разу не банальными метафорами в эротическом порыве того, чему все возрасты покорны. А у Гранина ещё и удачная «на вынос» интрига – рождённый в СССР молодой специалист влюбляется в немку, рождённую от изнасилования советским солдатом. Просто-таки есть все шансы на успех!
Ведь как эту тему мусолили покаянцы – чуть ли иного занятия не было у наступающей Красной Армии, как насиловать немок, и про какие-то тыловые бордели для комсостава сюда же приплюсовывали сплетни! Воистину сексуальная контрреволюция свершалась не только в ходе перестройки, но и пожилые умы сотрясает поныне – оттуда и полезло… А тут, наконец, сам повоевавший в Великой Отечественной, Гранин расскажет нам «от первого лица» про то, как насиловал проклятый советский оккупант (СовОк) коренное население в лице немки.
Но этого хлеба классик не дал, как и зрелищ – тем, кто побежал покупать «достоверные факты» в его книге. Это не более чем «легенда» в книге, причём даже минимальным антуражем не приправленная. Уже после Победы, без какого-либо азарта победителя наш лейтенант, из оставшихся восстанавливать Германию, насильно овладел уборщицей-немкой, которая мыла окна в его кабинете – вот и всё. В качестве видеоряда вспоминается почему-то эпизод из «Прощай шпана, замоскворецкая!» (недавно видал его режиссёра Александра Панкратова – увы, в больнице) — возможно, и впечатлённый Гранин имел в виду эту же перестроечную классику… «Его собирались судить, но он сбежал в английскую зону» — так отвечает устами своей героини Магды нам Гранин на неизбежный вопрос, легко ли тогда насиловалось солдату-победителю. Вот тут не соврал, вспомнил порядки – чем, наверное, расстроил либералов.
Однако именно на этом быстром «соскоке» с темы Гранин и споткнулся. Союзники мгновенно выдавали таких беглецов после войны – если только они не имели каких-то особо важных сведений. Холодная война ещё не разгорелась вовсю, а вот дружбой «на Эльбе» местный контингент ещё как дорожил! Тому подтверждением история Мориса Кандрора, уроженца США, который вместе с родителями перебрался в СССР в 1930-х (тогда от Великой депрессии сюда бежали многие специалисты, целый дом американских инженеров на Шоссе энтузиастов есть, но его родители были вдобавок из русских), и вот, в 1945-м, в опьянении Победой, в братании затянувшемся с американцами, он однажды попросился слетать «к ним». А работал он на военном аэродроме, чинил самолёты. База американцев располагалась в Италии, и улетев на бомбардировщике туда с территории ГДР, он конечно же попросился назад в американцы. Дома, в Москве остались жена с дочерью, но это были уже не его проблемы. Союзники недолго думая вернули беглеца, его судили трибуналом и расстреляли, потому что состав преступления тут налицо. После ХХ съезда в ходе повальной реабилитации был реабилитирован посмертно…
Но вернёмся к истории любви. Магда предстаёт хмурой брюнеткой, гораздо конкретнее, чем Антон – сотрудник «Интер РАО», как я приблизительно доштриховал его бэкграунд. Магда очень интересуется Шпеером и при этом набожна, во что тоже верится как-то с трудом – ведь послевоенное поколение в Германии с обеих сторон, если мы забудем об официозной «христианской демократии» в ФРГ, это преимущественно атеисты. И вот один кривоватый штрих – с этой внезапной набожностью молодой аспирантки Магды, заставил меня банально прикинуть, а сколько Магде лет, и всё же каков, извиняюсь за настойчивость чекиста, хронотоп?
Если Магда 1946-го или 47-го года рождения, то в 1990-х ей под и за пятьдесят! Старик Гранин что, лишился ума до или после написания романа и у него не было хотя бы одного читателя до издания этого позора? Я понимаю ваше внутреннее сопротивление – как же можно так о покойных писателях? Но не я, а он обложкой этой книги стоит на Тверской в «Республике», на очень почётном месте! Либералы своих чтят и пропагандируют, как было сказано выше…
Неплохая выходит любовь – правда, есть оговорки, что и у Антона уже была семья, и Магда развелась… Но всё же предполагается некоторое очарование второй или третьей молодости, никак не под пятьдесят.
Эти неточности проливают свет на качество всего дальнейшего плетения сюжета. Видно, что Гранин с трудом впихивает в роман собственные архивные изыскания, он явно интересовался и Шпеером, и немецкими физиками-ядерщиками, переводя эту проблематику на шкалу «гений и злодейство». И вот устами Магды нам вещает и вещает наш советский писатель, прозревший на родине и рыщущий в ГДР (а мне кажется, что это именно тех ещё времён его изыскания). Да, иногда этот неубедительный писатель мечет либерально-публицистическими красками в нас то, чего мы ждали в сюжете, но бросает только как фразы (Антона): «Нерон, Савонарола, Герострат, Сталин, Малюта Скуратов – память о них куда прочнее, чем о тех, кто облагодетельствовал человечество»…
В каком году Антон это произносит? В 1995-м? Охотно верю, но тогда его возлюбленной под полтинник. Нет, я не эйджист, и сам уж в те года шагаю – но как-то не верится во все грядущие лиризмы «одной возлюбленной пары». Их, кстати, отчаянно мало. К середине короткой, но и при таком объёмчике затянутой истории – становится ясно, что классик просто пытался облечь ряд беспокоивших его тем в форму диалогов, но и тут не вполне даже разобрался, кому что говорить.
Сталин, понятно, не облагодетельствовал человечество даже победой в той войне, коей тихим участником был Гранин. Малюта Скуратов – вот ему пара. Но с этими банальностями нам даже спорить как-то стыдно, всё это «говнозакидательство» отзвучало в начале 90-х и конце 80-х – те, кто отбивал памятнику-Сталину нос (ныне экспонируется в Музеоне), уже построили на руинах СССР то, что хотели построить. Ну – и? Может, Гранин как-то пытался поговорить хоть с тем, хоть с этим, с нашим поколением?
Роман отчаянно беден и в этом плане. «Какую страну развалили!» — говорит за коньяком в аэропорту под конец романа всё тот же Антон, который числил Сталина возле Герострата. Так разваливали, простите – что? Не то ли, что под командованием Сталина строилось? То есть упадок, социальный регресс (не в таких, конечно, категориях) Гранин нехотя признаёт, но признаёт этим и нуменальность (от кантовского «нумен» — непознаваемое) вообще общественной жизни для себя и своих братьев-либералов. Он, собственно, на поверку и не либерал убеждённый (помните, в газмановском гимне августе 1991-го? – «за свободу до конца») даже оказывается – а так, соломинка в мутном потоке возвратного, вспятного времяворота. Да, стремились к свободам, да, не ведали, какой ценой за эти свободы расплатимся! Не ведали, что из сверхдержавы станем сырьевой империей. Ну, а на поверку – «какую страну развалили», какую «гадину» добили (подпись Гранина венчала список 42 подписантов в кровавом 1993-м) – они увидели, но так и не поняли.
Кто бы мог подумать, что писатель, желая того или не желая, простится со своими читателями столь самообличительным текстом? В нём плохо прикрепленная к сюжету фактура, конечно, выдаёт человека пытливого, ищущего – но сугубо гуманитарно, бестолково в поисках боженьки всё обобщающего. И в этом как раз разоблачение всего условного либерализма, который восторжествовал на гребне перестройки – дилетанты, путаники, гуманитарии и повели страну вспять, путая, где прогресс, а где регресс, не просто не ведая базисных истин, но их отвергая на корню, мировоззренчески. Ну, а сволочи, приватизировавшие то социалистическое, что решили эти «умы» отдать на растерзание его величеству Частнику – не просто везде подписывались их именами, они и премии им давали. Последнюю за жизнь Евтушенко премию со скромным названием «Поэт» вручили Евтушенко именно олигархи – и он не отказался, не стыдился, а наоборот гордился! Как и Гранин, которого награждал силовигарх Путин…
Пиком переходящих из количества в качество неточностей и просто ошибок в романе является «город Ставрополь». Ну, неужели никто не вычитывает уже рукописи в «Центрополиграфе»? Корректура, господа, и «свежая голова» — и у вас отмирает? Тут придётся цитировать куском, потому что бредовость определяется в течении: «… он собирал материал для диплома и получил командировку на стройку Куйбышевской ГЭС. Город назывался Ставрополь. Его уже нет. Есть верхний бьеф (извините, но так, без заглавных, в оригинале, — прим. Д.Ч.). Ставрополь на дне водохранилища. Ставрополь был старинный город, кажется, ему было триста лет. Его затопили. Новый город вместо него назвали почему-то Тольятти. Антона поселили в Доме крестьянина.» (стр. 123)
Ну вот вы сами сделайте то же самое, что я сейчас – погуглите, когда строилась эта ГЭС. Начали строить при «герострате» Сталине в 1950-м, закончили в 1957-м, когда Гранин писал «Иду на грозу». Представляете, сколько лет главному герою Антону, если его студенческая молодость пришлась на 1950-е – и главное, насколько он старше Магды?!!
В 1957-м (хотя, котлован-то был гораздо раньше — ближе к 1950-му, когда Магде вообще 3-4 года) ей было десять лет, а ему – все двадцать три. А к 1990-м ему сколько? Хорош «молодой специалист»! Не хочется дальше тыкать в этот трухлявый сюжет по вышеуказанной причине: грубое шитьё выбивается мгновенно в подробностях. Но тут – вы не расслабляйтесь, я вовсе не ради «все вОзрасты попкорны» начал, — раз уж я взял эпизод, мы пощупаем главное.
Само собой, стройки коммунизма помянуты Граниным чтобы посмачнее плюнуть в этот самый, обойдённый по кромке, и непонятный ему коммунизм. Но сначала главное.
Никакого затопленного из-за ГЭС Ставрополя на Волге отродясь не было. Затоплен был город Спасский, который в СССР назывался Куйбышев-Спасский. Знаю это благодаря семейной летописи – туда ехали в эвакуацию моя бабушка Людмила Васильевна Былеева с трёхлетней мамой моей, тётей и ещё двумя детьми бабушкиной сестры. Да, старичка Гранина подвёл слух – не Ставрополь, а Спасский. И Тольятти (откуда ему, советскому писателю, помнить ещё какого-то лидера итальянской компартии Пальмиро Тольятти – и главное зачем, что за басурмане на матушке на Волге?!) был построен не вместо Спасского, конечно. Но если бы только это наляпал «классик» на прощание!
Итак, конечно же, в котловане ГЭС, который роют зэки (и высотки «строили» они – хотя мало кто уточняет, в каком количестве и на каких этапах) он встречает мученицу ГУЛАГа – Вику Коган, — уж как же, чтобы цыганочка антисоветчика и без выхода на любимую тему?.. Его одноклассница, умученная репрессиями – видимо, за еврейскую фамилию, за что же ещё сажали при Сталине?..
В общем, вот такой «Дункан Маклауд» работает в «Интер РАО» и сотрудничает с Сименсами по вопросам прогресса в электроэнергетике. Не просто молодой – бессмертный специалист, ничуть не состарившийся за полвека к 1990-м после тяжёлого послевоенного детства, пережитого под пятой сталинской диктатуры в ленинградской школе, откуда, видимо, прямо с уроков забирали учениц по журналу и по национальности в ГУЛАГ.
Ясно, что это себя-студента подставляет в Антонову биографию Гранин, и это своим голосом пытается высмеять лозунг «Бетоностройка коммунизма – досрочно!» (книга снабжена саркастическими иллюстрациями – издательство, видимо, подозревало слабоватость текста и решило «дожать»). Однако ГЭС, подло переименованная ревизионистами-фарисеями, как Сталинград, из Куйбышевской в Волжскую имени Ленина – работает по сей день, и есть в этом вклад трудовой, а вовсе не мортиролог «перекованных». Ныне называется «Жигулёвская ГЭС» — и, читаем с пристрастием в Вики: «Собственником ГЭС является ПАО РусГидро». Вот тут слышатся нам аплодисменты подземных либералов – приватизированная стройка коммунизма, его величество Собственник свершил возмездие за судьбы всех гулаговцев, которых заставляли рыть коммунизм!
После такой кульминации ляпсусов, пожалуй, и в сюжет возвращаться глупо. История любви не заладилась – Ленинград предстаёт перед нами именно Ленинградом, в котором Гранин так и не запомнил перемен, внесённых капитализмом, а диалоги «молодых» все о чём-то постороннем. И сама по себе близость – хотя, визит Магды и должен был вести именно к этому, — приходит просто потому что уже пора. Какой-то дождик, чтобы заладилась сцена согревания, какие-то мимолётные стены вечного Питера – никакой писательской работы тут нет.
Ну вот что это за тупой, первобытный сексизм: «её телом распоряжался он, она лишь угадывала его желания»? Магда — проститутка? Ни одного абзаца, который захотелось бы перечитывать-пересматривать. Какая-то серенькая проза, на фоне которой тоже весьма вторичные эро-эпизоды у Юрия Полякова в романе «Любовь в эпоху перемен» (в свою очередь скопированные из «Зависти богов») покажутся роскошью. Нет, это не Рио… то есть не Габриэль Гарсиа Маркес!
Зато есть очень подробный поход в православный храм, где немка Магда отчего-то испытывает все эмоции Гранинского кающегося поколения и приходит ко господу второй раз, забыв, что она по идее католичка… Но не это важно бракоделу Гранину – ему важно пропеть давно пропетую песню социального регресса строго по партитуре: сперва плохи только Сталин и ГУЛАГ, потом и весь социализм и СССР никуда не годится, потом «ура, 1991!», добейте в 1993 – и… ну, только к господу теперь и идти за ответом, «кукую страну?»… Вот эту, нашу — и вот конкретно эти авторитеты.
Магда бежит в родную Германию от Антона, понимая что общего будущего у них нет (как мне чертовски этот сюжетный ход напомнил собственный день проведённый с одною немкою! – но нынче не про нас критический сказ), а он начинает в духе советских традиций клубов «Кому за 30» знакомиться с подругами друзей на предмет женитьбы. Всё это опять же происходит в вакууме временном – никаких 90-х или нулевых, как мне показалось сперва, вокруг нет. Всё те же бодрые советские учёные празднуют новый год, катаются на лыжах, перезваниваются по городским телефонам – разве что в их кругу возникают психоаналитики и прочая шваль-предвестница контрреволюции. Но тогда это не 90-е, а 80-е! Ни разу не фантаст, Гранин заставляет читателя не выпускать из рук калькулятора – высчитывая, сколько же героям лет…
Глупое это по замыслу чтиво заканчивается соразмерно глупым финальчиком – забыв напрочь Магду Антон получает повышение по службе, «его тема» — «ветряки» получает в чубайсовой конторе (а иначе что же, кого же тут воспевать?) большое будущее и инвестиции, а сам Антон начинает громко исповедовать семейные ценности.
О чём роман, к чему вёл автор, какие исторические пласты поднял и, главное, — зачем? Да так, поговорить хотелось… Всё остальное как-то беспокоило. Вся путанность, слабоумие, вся несогласованность идей внутри поколения, радостно простившегося с социализмом – вот разве что будет интересно в данной книге потомкам. И то, если книга выдержит вторую безжалостную редакцию, и затопленный проклятыми большевиками во имя прогресса Ставрополь станет трёхсотлетним Спасским.
Видите, какие я надёжные мины расставил. Вот и посмотрим!
Впрочем, я-то уверен, что переиздавать сие низкокачественное чтиво никто не станет.